я была настоящим исчадием ада, злой колдуньей,
взглядом могла навлечь проклятие, горе, хворь.
мне не требовалось ни кладбищ, ни полнолуний,
чтобы в раз обернуться магическим существом.
я ни волк, ни лисица - проворна, легка, как тень.
диким зверем охотилась между сосен,
в ликовании злобном встречала осень,
зная, осень - пора смертей.
так однажды, в куче листвы сырой,
я отрыла холодное тело, в восторге взвыла:
если мёртвое сердце сварить с корой,
выйдет сильный яд. но не тут-то было:
тело вдруг оказалось юношей, белым, как полотно,
слабым от долгой болезни, глубоких ран,
юноша прошептал мне: "хочу домой",
и потерял сознание до утра.
я - дочка смерти, экстракт беды и животной злобы,
взмахом руки обращаю город в огромное пепелище.
бес его знает, зачем, но схватила мальчишку, чтобы
просто стащить в деревню. там его точно ищут.
только кудри его, впитавшие страхи снов,
постоянно касались моих очерствелых рук.
он дышал, как младенец Иисус посреди волхвов
у себя в хлеву.
я не знаю зачем, в каком мираже и бреде,
я тащила его мимо сёл, в свой горелый сруб.
сколько раз меня жгли, как любую из злобных ведьм,
и не ведали, дурни, что пламя мне тоже друг.
уложила свою находку в солому, решила - что ж,
будет пленником мне или выращу на убой.
разве знала тогда я, что лучше б достала нож,
и вонзила в подарок, подкинутый мне судьбой.
дивный юноша поправлялся, и с каждой луной всё креп,
я варила целебные зелья, пекла пироги и хлеб,
я таскала ему из леса зайчат, кабанов и лис,
расшивала рубашки, все пальцы проткнув иголкой,
я дарила ему бруснику, малину и зубы волка,
и мечтала, что он забудет другую жизнь.
мой прекрасный пленник смеялся, горели щёки,
он меня называл "колдунья" и патлы гладил,
мне казалось тогда, что с адом свела я счёты,
что на счастье из леса пленник мной был украден.
но однажды, в избу вернувшись, нашла лишь пустые стены.
даже запах его растворился. обед не тронут.
я не стала рычать, я легла на сухое сено,
до рассвета слушая злые раскаты грома.
и так страшно мне было, как будто бы я бесправна,
словно я и не ведьма, а просто дитя слепое,
я сжевала в ту ночь все свои корешки и травы,
чтоб не выть, перерыла руками поле.
...а под вечер меня нашли. ткнули мха мне в рот,
затянули веревками ноги, живот и руки,
и стащили в деревню, куда набежал народ,
чтоб взглянуть на сожженье бесовской суки.
и не то, что бы я не могла им глаза повыжечь,
или зверем порвать им глотки, сбежав вприпрыжку.
просто я понадеялась вдруг, что в толпе увижу,
своего мальчишку.
долго спорили, сколько же прутьев хватит,
чтобы в этот раз мне уж точно дотла сгореть.
я стояла - жалкая, в грязном платье.
и мечтала сожжённой быть поскорей.
привязали к столбу. занимался огонь священный,
и проклятья кричали бабы из сотни сёл.
я не слушала, я все мечтала, что милый пленный,
вдруг отвяжет меня и куда-нибудь унесёт.
ощущая, как плавится кожа и ветер сильнее дует,
я увидела пленника милого меж зевак.
он смеялся беззлобно, кричал мне - "гори, колдунья!",
я успела шепнуть "спасибо. пусть будет так".
Яна Ульяна